Весна 1996 года

28 февраля

Телефонный звонок вырвал меня из сна. Жена на работе, дети в садике, а мне что делать? Апатия наступления весны и вялотекущего отсутствия реальной музыкальной деятельности. Прошло 2 месяца, как я вернулся из Штатов. Ездил в гости, получив неслыханный заряд бодрости и оптимизма, но и он, видимо, поисчерпался к этому времени. Единственно, что скрашивало это невесёлое состояние – ежедневная работа с Толей Гилевичем в кабаке «Пьерр Смирнофф», но до вечера ещё было далеко…

Телефонный звонок настойчиво добивался меня. Я взял трубочку. На другом конце тусклый голос Саши Морозова:

– Боря, большая беда! Умер Игорь Паливода!

– Что? Как? – Я не мог этого осознать никак.

– Боря, мне позвонила Оля, вроде сердце отказало. Позвони ей, поскольку нужна помощь. Дай знать, ладно?

Я потихоньку приходил в себя, собираясь с мыслями…

С Игорем мы не виделись уже достаточно давно. Он вёл жизнь отшельника, зарабатывая на жизнь, как композитор, ну и бесконечными аранжировками. Работая, как и мы при «маэстро», он писал и писал. Встречались, в основном, на оркестровой базе, откуда хотелось поскорее сбежать. Вид у него был неважнецкий, он и сам это чувствовал и не любил тусоваться. В курилке перебрасывались анекдотами и ядовитыми комментариями на происходящие вокруг события. Язык его не утратил былой остроты…

Вспоминаю нашу с ним «разборку». Прошлой зимой мне с большим трудом удалось организовать халтурку для нашего маленького бэнда с Игорем в том числе. Маэстро с оркестром был в Италии, и, пользуясь случаем, мы поехали с концертами еврейской музыки в Гомель, Могилёв и Витебск.Эта поездка безумно всех воодушевила, поскольку было всё – и прекрасные исполнители, прекрасная музыка, возможность немножко заработать и, что немаловажно, полное отсутствие этого удушающего контроля со стороны дирижёра. Несмотря на приключения с забытием микрофонов, в Гомеле концерт прошёл, что называется, «на стон»!

Банкет после него был исключительно радостным, я давно не видел таких счастливых лиц, включая и лицо Игоря. Только назавтра он не смог остановиться. Переезд в Могилёв и сам концерт там был жутким испытанием для нас, и в первую очередь, конечно, для меня, как руководителя. Игорь просто сорвал этот концерт, после которого нами всеми совместно было принято решение об его отстранении.

Он тогда, резко развернувшись, уехал в Минск, и мы увиделись только после моего телефонного звонка с предложением о встрече. Встретились в булочной на углу Чичерина и Коммунистической. Наше «коронное место». Взяли по кофейку…

– Игорь, ты можешь на меня обижаться, но я не мог тогда поступить иначе. Работа есть работа! Вот твой гонорар за Гомель, извини, если что не так!

Говорить всё это человеку, которого я всю жизнь безумно уважал и продолжал уважать несмотря ни на что было совсем непросто. Он так улыбнулся-усмехнулся:

– Боря, чего ты извиняешься? Всё нормально! Я тут подумал – будет лучше для всех нас, если вы найдёте мне замену, а я буду продолжать писать, в том числе и для вас, если понадобится.

Он сам предложил то, что предложить у меня не поворачивался язык. С души свалился камень, и мы расстались очень дружески. Потом, даже как-то единовременно съездили с ним в Борисов с той же еврейской программой, но он уже был в статусе свободного художника. Съездили очень успешно, и никакой тени между ним и нами не пролегло. Прошёл почти год с тех пор…

…………………………………………………………………………………………………………………

Набираю телефон Ольги, потихоньку начинает доходить эта страшная новость:

– Оля, я уже знаю, очень соболезную, может, нужна какая-то помощь с моей стороны?

– Боря, спасибо! Я никак не могу прийти в себя!

– Понимаю, очень сочувствую, но всё же…

– Боря, у него нет приличного костюма даже, чтобы похоронить! Ну, и денег у меня тоже нет, чтобы всё это оплачивать. Может, свяжешься с Финбергом и с Лученком? Он ведь там работал, ну и член Союза Композиторов.

– Понял, конечно свяжусь! И сразу же тебе перезвоню!

Близился вечер. Я начал осознавать, что надо собраться и сорганизоваться. Позвонил Толе Радюкову, Морозову. Договорились распределить обязанности. Толик взял на себя Лученка, а я Финберга. «Похоронная команда» – так нас называли потом в оркестре. Ну, что ж, завтра пойду в осаду на Финберга, не может быть, чтобы я у него не выцыганил костюма. Ночью не спалось, всё какие-то мысли… Наступало завтра, наступала весна!

29 февраля

Утром, отведя детей в садик, направляюсь тут же на Круглую в офис маэстро. На улице слякотно и мерзко. Примерно также и внутри офиса, ходить туда было испытанием, и поэтому я старался делать это только в исключительных случаях. Вот и пришёл такой случай.Маэстро встретил как всегда настороженно-неприветливо.

– Ты уже знаешь? Вот эта жизнь, никогда не знаешь! Чего тебе? Посиди, я тут разберусь…

Дверь в кабинет не закрывалась ни на минуту. Люди осторожненько стучались, входили-выходили, садились-вставали. Постоянно звонил телефон, и маэстро всё время чёркал что-то на листках бумаги, не выпуская из поля зрения находившихся в кабинете людей. Всё это напоминало обстановку в кабинете какого-нибудь главного энергетика какого-нибудь крупного завода. Шеф чувствовал себя в этой атмосфере, как рыба в воде и любил даже покрасоваться перед окружающими своими заботами.

– Видишь, какие тут дела? Не дают жить! А ты слышал, что этот мудак про меня сказал? Это после того, что я для него сделал? Вот так – делай людям добро после этого! Насчёт похорон я распорядился. Будет автобус. Он ведь член Союза? Вот пусть Лученок тоже платит! Когда похороны?

Я напряжённо думал, когда удобнее всего вклиниться с костюмом. Интуиция подсказывала подождать, вот я и сидел, выслушивая…

– Ну, ты тоже пойми! Мы такой концерт его авторский отгрохали. А он явился…Я всё время его старался занЯть. Сейчас такое время тяжёлое. А что там наверху творится, сам понимаешь! Выживать приходится. Никаких обид не может быть ко мне, так?

– Да что Вы, Михаил Яковлевич! Какие обиды? Вам огромное спасибо! Если бы не Вы…

– А «Беларусочку» в «Песнярах» кто делал? Очень классно! Ты, Ткаченко?

– Да нет! Игорь конечно! Кому же ещё!

Подступил удобный момент.

– Михаил Яковлевич, я тут созвонился с женой Игоря, у неё нет костюма похоронить. Может, поможете? Может в оркестре найдётся костюм?

Моя просьба омрачила его лицо, он недовольно поморщился

– А где я ему найду костюм? Не знаю. У меня нет! Я не могу дать! Если я дам, тут же донесут! Нет…

Последнее «нет» прозвучало для меня, как «да». Но от звучания до костюма надо было ещё доплыть. Я не торопился уходить и решил взять его измором. Потихоньку он свыкался с мыслью о возможном расставании с одним из оркестровых костюмов. Это потихоньку продолжалось достаточно долго. Пришло обеденное время, а потом и послеобеденное, я не уходил. Наконец, он решился на благородный поступок, позвонил костюмерше и вызвал её в кабинет:

– Света, где у нас костюм Синайского? (Виктор Синайский уже давно не работал в оркестре). Выдай ему, это на похороны. Оформи бумаги на списание и мне на подпись. Видишь, что я для него делаю, видишь?

Последняя реплика была обращена ко мне, но я стоял уже в дверях, бесконечно устав от этих торгов.

– Михаил Яковлевич, огромное спасибо! Огромное!

Пошли на склад. Света, покопавшись, нашла почти совсем новый чёрный костюм. Размер, на мой взгляд, подходил. Она отпорола надпись «Виктор Синайский» и подала его мне.

– Светочка, а рубашку?

Она быстро нашла и белую рубашку и присоединила его к костюму. Я облегчённо вздохнул, не веря своему счастью. Поблагодарив костюмершу, вышел позвонить и обрадовать Ольгу.

– Оля, костюм и рубашку я достал, заберу домой, а завтра, наверное, с самого утра отвезу в морг.

– А туфли?

Этот вопрос я как-то упустил из виду.

– Я тебе перезвоню.

Иду к Светочке, объясняю, но она без Финберга отказывается их выдавать. Иду опять к Финбергу, уже конец рабочего дня:

– Михаил Яковлевич, извините ради Бога, что опять Вас беспокою, но мне нужны и туфли. Спасибо Вам огромное!

Его лицо недовольно искривилось. Но благородные намерения взяли всё же вверх.

– Ладно, скажи ей, что я разрешил.

Иду, говорю и беру. Размер прикинул, примерно, 43 на всякий случай. Оставляю всё приобретённое на складе и иду перезванивать.

– Оля, есть и туфли.

– А трусы, носки?

– ???????????????????

Это было уже слишком! Я быстро «закипел», но сдержался и металлическим голосом в ответ:

– А трусы и носки, моя милая, пойдёшь и купишь сама!

Забрав всё со склада, вскочил в автобус, две остановки и я дома. Созваниваюсь с ребятами из «похоронной команды». Толя Радюков сообщил, что Лученок пообещал устроить панихиду в доме композиторов и заплатить деньгами союза за скромные поминки. С Сашей Морозовым договариваемся завтра рано утром поехать в морг и отнести туда костюм и туфли. Забираю детей из садика и бегу в ресторан на работу. В конце дня осознание того, что сделал что-то полезное, но уснуть всё равно не удаётся. Мысли о завтрашнем. Завтра похороны…

1 марта

Утром, висящий в коридоре костюм, ещё раз напомнил о предстоящем. Тороплю детей в садик, чтобы не опоздать на встречу с Морозовым. На улице снег и подтаивает немножко. Буквально на выходе из подворотни Стасик (мой приёмный сын) вдруг поскользнулся и взвыл. Взвыл не от боли, а от страха за содеянное. Из его штанов на снег вывалился наш семейный фотоаппарат с отрезанным почему-то кожаным ремешком.

Разбираться с ним нет никаких сил, просто завожу назад домой к жене, тоже убегающей на работу. Та с криками звонит своей матери, перепоручая разборку ей, а я несусь с младшим в садик. Все эти семейные проблемы очень некстати. Наконец, я с костюмом у дверей квартиры Морозова. Едем с ним куда-то к чёрту на кулички, в морг.

В морге обстановка угнетающая, наконец, дошла очередь и до нас. Передаём костюм какому-то служащему, он обещает всё сделать, как полагается. Возвращаемся в центр, через несколько часов Игоря должны привести в Союз Композиторов, где и состоится панихида…

На панихиде просто столпотворение. Мелькание лиц, в основном, знакомых. Появился Финберг. Выясняется, что у оркестра какой-то шефский концерт сегодня, который почему-то нельзя было отменить. Мне это непонятно. Появляется и Мулявин с Пенкиной, но вскоре также быстро и исчезают. Ни их, ни Финберга на кладбище не было. Наконец, садимся в автобусы и едем на Северное кладбище. Промозгло и ветрено. Там народу уже не так много, как на панихиде. Люди говорят тёплые слова об Игоре. Я тоже что-то вякнул банальное. Потом опять автобусы и едем в столовку на улице Я.Коласа. Там должны состояться скромные поминки.

Столовка маленькая, а людей, набилось, как селёдок. Сидим, тесно прижавшись друг к другу. Все дико замёрзли, хочется выпить, немножко согреться и забыть про весь этот кошмар. Выпиваем под скромную закусь в виде винегрета и каких-то котлет. Народ немножко разговорился. Вспоминают Игоря. Лученок скромно тоже присутствует, наблюдая за происходящим. В какой-то момент отметился и поэт Лявон Прончак, много песен написавший с Игорем:

– Все мы знаем, что Игорь Паливода был членом Союза Композиторов. Так вот я вам скажу, Игорь – это был настоящий композитор! А Союз – это говно!»

Я и не обратил внимания тогда на эти «откровения», ну а кое-кто обратил, и прореагировал, впоследствии…

Не высиживаю до конца, поскольку дико устал, бегу за ребёнком в садик, а потом в ресторан на работу. В ресторане ещё немножко выпил, и захотелось почему-то сыграть «Round midnight». В память об Игоре. Толя Гилевич понял и поддержал. Администраторша сидела за первым столиком и внимательно нас слушала. Видимо почувствовала что-то…

На следующий день с самого утра звонит маэстро:

– Ну, как всё прошло? Ты же понимаешь, я не мог поехать на кладбище, у меня были концертные туфли. У нас же потом был шефский концерт. Как прошли поминки? Что обо мне говорили?

– О Вас, Михаил Яковлевич? Только хорошее…

Прошло ещё несколько дней…

6-го марта звонит в слезах Ольга:

– Боря, помоги! Пришла к Лученку со счётом из столовки за поминки. Так он отказывается платить. Этот Прончак просто дурак! Что нам делать? У нас нет денег, там примерно 150 долларов. Может, попросишь Финберга? Давай встретимся, я тебе отдам эти документы на оплату. Выручай!

Встречаемся, забираю этот счёт и обещаю сделать всё, что смогу.

7 марта

На улице уже явно ощущения весны. Солнышко и воздух такой свежий-свежий. Отвожу, как всегда детей в садик, и на Круглую, в офис к маэстро. В кармане неоплаченный счёт из столовки. Попытка не пытка…

Дирижёр встречает настороженно. Объясняю ситуацию…

– Вот же Лученок и скотина! Ты видишь? Вот скотина! Но я ничего не могу сделать. Я сделал всё, что мог. И костюм, и автобусы, да ты же свидетель!

– Михаил Яковлевич, я всё понимаю, кому как не Вам ОГРОМНОЕ СПАСИБО! Но им эту сумму не поднять. Пожалуйста, придумайте что-нибудь! Если Вы не поможете, то кто? Только на Вас и вся надежда!!! Пожалуйста!!!

Наступила пауза, он обдумывал ситуацию… Потом набрал какой-то телефонный номер, включил спикерфон, чтобы я слышал разговор. Пояснил только, что звонит в известную фирму по продаже компьютеров – «Дайнова». Имя его руководителя - Адам Палюхович.

М.Ф. Адам? Финберг беспокоит, знаете такого?

В.А. Михаил Яковлевич, как не знать? Очень рад слышать, рад за Ваши успехи, чем могу помочь?

М.Ф. Тут такое дело, Адам, умер недавно один хороший белорусский композитор – Игорь Паливода. «»Песняры», знаете, и у нас в оркестре… так вот, может Вы сможете помочь как-то нам оплатить расходы по банкету? Он, знаете, написал…

В.А. Михаил Яковлевич, какие могут быть вопросы? Достаточно, что я Вас знаю. Конечно, помогу. Присылайте своего человека с бумагами, я оплачу.

М.Ф. Адам, премного Вам благодарен, на следующий концерт милости прошу!

Разговор продолжался всего несколько минут, и дело было улажено. Поистине этот Михаил Финберг был всемогущим. Я всё понял, раскланялся, и пошёл узнавать куда ехать. Ехать надо было на метро всего пару остановок в район велозавода. Там, недалеко от речки, и помещался офис этой «Дайновы»

На первом этаже офиса меня обыскали охранники и, получив объяснения, пропустили наверх. В приёмной секретарша вежливо попросила обождать и пошла доложить. Тут же открылась дверь, я вошёл в просторный кабинет и увидел обыкновенного человека, занятого бумагами. Объяснил от кого я и приготовился описывать заслуги Игоря, но он меня перебил:

– Вас как зовут? Борис Григорьевич? Давайте ваши бумаги, я подпишу.

Быстро подписал и вернул их мне. Я был в шоке.

– Как? Вот так просто? Даже на задумываясь, и не зная для кого Вы это делаете?

– Я знаю Михаила Яковлевича, его очень уважаю, и мне этого вполне достаточно.

– Спасибо, Вам! Вы даже не представляете, что Вы для нас сделали!

Он улыбнулся и дал понять, что занят и хочет вернуться к работе.

Я на крыльях выскочил на улицу и устремился к метро. По дороге позвонил Ольге и сообщил ей хорошую новость. В метро меня начали одолевать какие-то странные мысли. Незнакомый человек, совсем даже не знавший Игоря, вот так, запросто помог, а люди, которым он столько сделал, которые просто обязаны, да и не из своих, а из государственных средств помочь…

Стало так горько на душе. И захотелось отплатить этому доброму человеку. Отплатить моими возможностями. Решение пришло по дороге. Я вернулся домой, взял скрипочку, и опять вернулся в метро по знакомому маршруту.

В метро было полно озабоченных мужиков с цветами. Все улыбались. Это же было 7-го марта, предпраздничный день. Все ехали по своим делам, а я со скрипочкой по-своему, чётко обозначенному. В голове вихрем проносились всякие мысли. Одна из которых запомнилась, почему-то. «Как достичь успеха в нашей профессии музыканта?»

Охранники очень удивились моему второму пришествию. Даже проверили скрипичный футляр, но остановить меня было уже им не под силу. Удивлённая секретарша тоже не успела встать на пути, когда я решительно проник в кабинет к Адаму. Он удивлённо поднял глаза:

– Борис Григорьевич, что-то не так? Мы же вроде бы вопрос Ваш решили?

– Адам, я решил вернуться, поскольку хочу отблагодарить Вас. Вы – благородный человек! Я же музыкант, скрипач, так что, как говорится, чем могу. Вы женщин своих сегодня уже поздравляли?

– Нет ещё!

– Вот и прекрасно! Соберите их, и я с большим удовольствием им поиграю!

– Отличная идея! Минуточку, сейчас всё это организуем. Посидите в приёмной немножечко, я всех соберу.

Он быстро распорядился, и люди стали стекаться в просторный холл перед офисом. Наконец, все собрались, и он и говорит:

– Дорогие наши женщины! От всей души хочу вас поздравить в это день! Поздравить и пожелать здоровья и счастья! И у меня для вас небольшой сюрприз. К нам в гости пожаловал артист из великолепного оркестра Финберга, Борис Григорьевич… простите, я запамятовал вашу фамилию?

– А это неважно, уважаемый Адам, я просто артист… От души хочу поздравить Вас, дорогие женщины, с 8-м марта, присоединиться к пожеланиям вашего шефа и пожелать также здоровья и процветания вашей фирме и её замечательному руководителю!

Внутренний азарт, вероятно, освятил моё исполнение «Чардаша», но хорошо запомнились их лица и, даже слёзы на глазах. Это был достойный ответ, я думаю…

Не помню, как я доехал домой, но столько, видимо, накопилось за эти дни, что на пороге дома, встретившись случайно со своей тётушкой, жившей неподалёку, слёзы брызнули у меня из глаз совершенно непроизвольно. Она, прочувствовав моё состояние, уволокла меня к себе и начала угощать фаршированной рыбкой, сделанной её умелыми руками, всё приговаривая:

– Всё, перестань, прекрати! Всё будет хорошо! Всё будет хорошо!

На её кухоньке окошко выходило прямо во двор, в котором уже вовсю светило солнышко, растапливая грязноватый снег. Весна уже полноправно входила в свои права!