|
Ибанеzка
Прямо не гитара, а тетива хорошо натянутого лука, и очень важным моментом было то, что она исключительно подходила моим поискам своего "басового" имиджа. Мелодичного, певучего с хрипотцой, с безладовой свободой взятия, снятия, подъезда к нотам и их вибрацией (при визуальной подстраховке ладов прочерченных) - это был исключительно мой инструмент, о котором так долго мечтал. И даже то обстоятельство, что она совсем не подходила для игры слэпом (т.е. ударом правой руки, а не обычным пальцевым поддёргиванием), а приходилось на ней и слэповать иногда – делало этот звук весьма необычным, своеобразным, напоминая ругающуюся и с прокуренным голосом женщину. Момент непрекращающегося кайфа общения с Ибанеzкой продолжался примерно полгода, а потом... Кумиром басистов, увлекающихся современной джазовой музыкой, в те годы был Жако Пасториус – легендарный музыкант группы " Weather report". По оригинальности подхода к роли басиста в группе его, на мой взгляд, и до сих пор никто не переплюнул. К сожалению, он ушёл из жизни трагически, в самый расцвет своего дарования, оказав колоссальнейшее влияние на джазовых басистов всего мира. Поклонимся тебе ещё раз, Жако! Фундамент басового стиля Жако напоминает мне фундамент зданий, расположенных в сейсмической зоне. Это был очень гибкий и подвижный фундамент, но оставаясь при этом всё же фундаментом, как ритмическим, так и гармоническим. Он также напоминает мне танцующего на ринге боксёра. И звук Жако был неподражаем, нотки, как горошинки, таким гнусавым и хорошо прослушивающимся тембром (будто бы в нос). Как он достигал такой потрясающе отчётливой артикуляции? Непонятно... гений одним словом! И в поисках такого же или похожего звука, я решил врезать в свою Ибанезку ещё один датчик (звукосниматель), расположенный поближе к подставке, и позволяющий добавить к уже имеющемуся родному немножко расплывчатому тембру очень конкретный, и смешивать их. Самое сложное было найти правильное место для врезки этого второго датчика, но мы нашли, врезали и... гитарка приобрела второе дыхание. Так совершилась первая операция на её теле, и помог мне её осуществить мой армейский друг – Николай Данильченко, великий самоделкин, коих на Руси более чем достаточно! Простой учитель труда в обычной школе, человек необыкновенного таланта и большой души! Спасибо тебе, Коля, ещё раз! Сама гитарка была из красного дерева, не покрытого ничем, а гриф из клёна, покрытый самым простым и нетвёрдым лаком. Здесь и начались проблемы. Дело в том, что струны бывают разных типов - гладкие, шершавые и спиленные-шершавые. А я, да и все, в основном, пользуются шершавыми - они шелестят, звенят – звучат одним словом. Они и начали потихоньку спиливать лак с грифа, как наждачная бумага. И через полгода появились сначала полоски, а потом и выемки на грифе, после чего инструмент стал издавать предательское дребезжание на некоторых нотах. В поисках решения этой проблемы я обратился к известному скрипичному мастеру за консультацией. И он предложил покрыть кленовый гриф прочным чёрным деревом, причём, чтобы не увеличивать толщину грифа, спилить слой клёна и вставить такой же слой чёрного дерева. На каждый лад в отдельности, не вынимая пластмассовых обозначений ладов. Огромная, титаническая работа, но, в результате, и она была сделана. Так с инструментом случилась вторая и очень серьёзная операция. В ожидании её окончания, я вынужден был работать на государственном Fender Precision, проклиная его тупость и несговорчивость. Руки отчаянно болели после общения с ним, а звука никакого так и не было... Вторая операция была сделана весьма профессионально, но радоваться мне долго не пришлось. Эти проклятые струны начали потихоньку кушать и наипрочнейшее чёрное дерево. Потихоньку, но начали... Надвигающаяся "трагедия" не давала мне покоя, и в поисках выхода идею подсказал всё тот же неподражаемый Николай Данильченко. В его доме на ул. Мирошниченко всё было сделано его талантливыми руками, от кроватей до настенных часов. – Коля, ну я понимаю кровать, но часы зачем ты делал? Зачем возился? Их же в магазинах полно? – Ну, как? – Николай загадочно улыбался над моими глупыми вопросами… Нашлось у него времечко и "поломать" голову над моей проблемой, и он предложил кое-что... Николай предложил покрыть гриф наипрочнейшим полиуритановым лаком УР-231, используемым в нашей военной промышленности. Проблема только была в сушке этого лака в специальной печи при специальной температуре. Гриф могло повести, и мы рисковали, но... Гриф благополучненько был откручен, спрятан под одежду и пронесен на территорию "секретного" заводика, а там, за пару емкостей волшебной жидкости в качестве вознаграждения, покрыт этим лаком и высушен в специальной печи. И, чудо! Теперь я мог безбоязненно играть уже как минимум год, а потом операция повторялась. Звук стал немножечко похуже, но зато жизнь инструменту была сохранена. Просто и гениально! Так закончилась третья операция с гитарой и вторая с грифом, закончилась благополучно, а вот четвёртая - это было что-то уникальное! Внутри грифа обычно вставлен металлический стержень, подкручивая который, мы приближаем струны к грифу, и наоборот. Поскольку мой гриф был достаточно худеньким и очень чувствительным к переменам погоды, я его вертел постоянно.
И в один "прекрасный" день, подкручивая стержень, я услышал треск, гриф просел и перестал подкручиваться. А, вернее, стержень начал крутиться вместе с гайкой, не давая возможности приблизить гриф к струнам. В душе наступил полный траур, ситуация даже и не представлялась возможной для исправления. И тут наш выдающийся умелец Николай снова продемонстрировал остроту инженерной мысли и полное душевное спокойствие в, казалось бы, безвыходной ситуации... "Придётся, видимо делать твоему грифику полостную операцию", - невозмутимо заявил он, беря со столика дрельку и подбирая свёрлышко. У меня в душе всё замерло, я наблюдал за его действиями. Отступать было некуда, и "родственник" дал своё согласие на операцию. Гриф аккуратненько был закреплён струбцинками, а потом в район его шейки с обратной стороны вонзилось свёрлышко по металлу. Оно сначала раздвинуло дерево, а потом нащупало металлический стержень, проткнуло его и... сломалось! Сердце у меня полностью оборвалось. Коля удовлетворённо хмыкнул: “ Так даже и лучше! Наше свёрлышко будет служить грифу обыкновенным стопором и не давать ему возможности прокручиваться". Конец свёрлышка был благополучно отрезан, ранка заделана, и Ибанезка моя опять заиграла во всей своей красе! Вот такая вот длинная-длинная история... Прошло много лет с тех пор, и я на этом инструменте уже больше не играю. Но отношусь к своей Ибанеzке, как к полноправному члену семьи и никогда её не продам. Пусть лежит себе на пенсии и отдыхает. Разве только что дети или внуки захотят когда-нибудь... |
|
|
Когда я её приобрёл и начал играть на ней, то просто не верил своему счастью. Это был совсем недорогой, но исключительно удачный инструмент. И звали её ( а я ощущал её, как существо женского пола) –
Ibanez Blazer fretless bass. Безладовый японский бас, значительно легче по весу моих предыдущих, но самое главное - глубокий звук так и летел из неё, не требуя каких-то дополнительных усилий. 