Full coverage, или полное покрытие

Недавно позвонили в дверь. Открываю – наш местный почтальон, американец средних лет в колониальном шлеме. И с порога: «Вам посылка из Москвы!» На хорошем русском языке. Вау! Так неожиданно и приятно. Выясняется – человек ходил в юности в колледж и учил русский. Такой безумно сложный, красивый и неповторимый русский язык! Как хорошо, что мне удалось его поучить в детстве. Поучить? А разве по большому счёту можно сказать, что знаешь язык в совершенстве? Всё ведь относительно, не так ли…

Когда я наблюдаю людей, легко говорящих на разных языках, испытываю белую зависть. Вот же молодцы, ей-богу! Мне же попытка овладения всего одним иностранным английским, давалась безумно трудно. Да и продолжает даваться, если честно. В детстве, в детстве лучше всего этим заниматься…

Первые попытки овладения начались в музыкальной школе. Людмила Иосифовна была строга и требовательна. “Who is on duty today? Who is absent today?” И т.д. и т.п. Я перешёл в консу с полной уверенностью в крепости моего английского. 

В консе Вера Юльевна несколько пошатнула эту уверенность. Сама она закончила Кембридж когда-то и могла, перепутав английскую группу с немецкой, весь урок щебетать на немецком. И всё это на радость глупым студентам, не желающим заниматься. Вера Юльевна – женщина уже преклонных лет – была уникальной личностью, знающей много языков, и хорошо их знающей. Но педагогом она была слабым и нетребовательным, к сожалению, и все мои послешкольные знания просто таяли в режиме “diminuendo”. И всё же, казалось, что я что-то знаю в английском, и очень хотелось поскорее применить эти знания на практике.

Практика, весьма правда относительная, началась на гастролях с «Песнярами» за рубежом. Мои коллеги тоже не отличались большими знаниями на этот счёт, и я чувствовал себя на хорошем тогда уровне. “How much? What price?” – ну что тут знать?

Будучи уже в Японии достаточно долго, мне удалось несколько повысить свой уровень. В той глуши, где мы жили и работали, английский был не очень в ходу, но практика маленькая всё же началась. Приходилось немножко читать и разговаривать с местным персоналом. Наш местный босс в разговоре пересыпал иногда английские слова русскими. Как-то, принеся мне лекарства, он прокомментировал “This is for… This is for… This is only больно”. Что тут непонятного?

Правда «облом» случился со мной в одном тамошнем деловом телефонном разговоре. Пытаясь получить какую-то информацию, я споткнулся о странный и непонятный для меня вопрос телефонистки. Она попросила меня представиться, послушала мой last name и спрашивает: ”Can you spell it for me?” “What-what?”…. I couldn’t…

Но, в целом, уверенности это моей не поколебало. С языком у меня, хоть и на дохлом уровне, но в порядке. Ещё немножко потренируюсь и… Блажен, кто верует!

* * *

Америка. Тут-то по-настоящему и начались мои мучения. И не только мои, а и всех окружающих меня эмигрантов. Язык-язык-язык! Как его взять? Как?

Как всё здесь разумно устроено! Живи и радуйся, только единственно, не хотят эти чёртовы американцы говорить на русском – хоть ты тресни! И не понимают элементарного русского языка, ну что тут поделаешь? Приходится мучиться, а это так всё неприятно!

Редкие люди приезжают с языком, в основном, предполагается быстрое его освоение здесь. Тут и начинаются проблемы. Ощущение первобытности общения и понимания весьма и весьма болезненны. Никуда не хотят брать на работу, да вообще трудно разобраться в элементарной жизни. И это всё ещё при огромной американской терпимости к языковому барьеру. Пора идти в школу! Бесплатную причём, что характерно. Мы с ребятами и пошли. И ходили туда больше года…

ESL, English second language school – это был период в нашей биографии. Пять дней в неделю с утра, в жуткий трафик мы на своей старенькой первой машинке едем на 4-х-часовые занятия. Нас четверо, но уровень у всех разный и там уже разбегаемся по группам. Я попал поначалу в level #3, что предполагало наличие малочисленных знаний. Но и в своей группе чувствовал себя полным идиотом. После таких занятий мозги набекренивались надолго и только n-ное количество красивых девушек со всего мира заставляло нашу четвёрку опять вставать по утрам и опять ездить. 

А знания всё не приходили и не приходили! Особенно раздражала скорость их прихода к другим, молодым и красивым. Они так весело щебетали с учителем, между собой, а я… И кого только можно было там не встретить? И Китай, и Мексика, и Индия, и Европа – просто ассорти какой-то. С таким необычным произношением! И усердием!

Наступали минуты отчаянья. Когда же, когда же этот проклятый язык полезет в мою тупую головку? Но он не торопился с этим делом. Приходилось поднимать свой авторитет игрой на скрипке на этих школьных party, приуроченных к большим американским праздникам.

“Happy Halloween! Happy Thanksgiving Day! Marry Christmas!”

Но играть на скрипке и говорить по-английски – это, как говорят в Одессе – две большие разницы! Хотя, конечно, чему-то там я всё же научился. Но, если честно, это напоминало копию жизни, а не саму жизнь. На одной из контрольных оказываюсь за одной партой с иранкой, весьма милой и симпатичной особой. Она поопытнее меня и весьма любезна. Пытаюсь что-то спросить у неё и слышу в ответ: “Correct!…Incorrect!”

Делаю вид, что понимаю её ответ, и тыкаю наугад в свой тест, со страхом ожидая результатов. Они, естественно, неутешительны. О, Бог мой, Людмила Иосифовна и Вера Юльевна, где вы? Помогите!!!

Но основные мои мучения начались уже после устройства в магазин на постоянную работу. Я удивляюсь ещё, как меня взяли? Вероятно, это была чисто благотворительная акция, да и время было другое. Сейчас с таким языком лучше и не подходить вообще, а тогда…

Я был дико счастлив начать свою новую трудовую деятельность в bakery department, прикладывая все силы в производство и продажу хлебобулочной продукции. Но лучше всего получалось на первых порах с выбрасываньем мусора и мытьём посуды. Всякие попытки моих коллег, а также и customers связаться со мной разбивались об улыбку в стене непонимания. И это после стольких усилий в овладении предметом! Особенно раздражали телефонные звонки! Что они все от меня хотели? 

Или подходил какой-то покупатель и чего-то добивался. Чего? Выяснялось, впоследствии, что утром заказанного торта, лежавшего в холодильнике. Но откуда мне было догадаться?! Я только с большим трудом усвоил новую манеру письма. Написать на торте “Happy birthday Bill” Или, в крайнем случае, – “Jane”! И это моим-то почерком? Фантастические успехи!

У нас в отделе работала весьма милая женщина – Бэлла, из Бухары. Находясь в Америке уже лет 15, Белла общалась с местными совершенно непринуждённо и легко. Я ей безумно завидовал. Может быть, когда-нибудь и я так смогу? В каком-нибудь далёком будущем? Бэлла и взяла надо мной шефство, сглаживая проблемы моего контактирования, иначе бы Борку выгнали гораздо раньше. Я ходил за ней, как хвостик, пытаясь первым схватить самое тяжёлое, и с тоской обнаруживал в расписании, что её не будет. А в перерывах нервно курил. Такая вот моя как бы вторая мама на производстве. Спасибо тебе, Бэллочка, за всё от души!

Ударом ниже пояса был случай «недопонимания» с другой работницей, местного происхождения. Та не очень церемонилась с коллегами, плохо понимающими по-английски, и бурчала в ответ нехорошие английские слова, несмотря на всё моё искреннее желание разорвать этот круг нашего недопонимания. В очередной раз, когда я, положившись на интуицию, сделал что-то не так, а потом попытался исправить содеянное, она буркнула в ответ: “Ah! Never mind!” И это меня доконало!

Придя домой, я первым делом бросился к словарику. “Never mind! Never mind!” Как же, как же это она меня оскорбила? О! Ужас! Это действительно было оскорблением для меня. А, вернее, для моего самолюбия…

И потом, когда меня уволили в собственный день рождения – это не показалось мне несправедливым. Так и есть – поделом Борке! Да только, узнав об этом и пожалев, менеджер позвонила в другой магазин, и через какое-то время мучения мои продолжились. Но уже в другом супермаркете, в Produce department… Fruits & vegetables. Овощи и фрукты – во как!

Правда, дело всё же сдвинулось с мёртвой точки. Этот месяц позора в «хлебах» сыграл всё же свою положительную роль. Да и коллективчик здесь уже был чисто мужской и весьма дружелюбный. Я осмелел. На иронический вопрос менеджера, показавшего мне новое расписание: “Do you like it? – я со всей убеждённостью отрезал – I respect any schedule!”, – чем вызвал его абсолютное восхищение.

Окружавшие меня американцы заинтересовались Боркиным музыкальным прошлым, а также у них проснулся жуткий интерес к русскому языку. Пришлось взять этот интерес в свои надёжные руки. Особенно им удались некоторые, весьма ценные русские слова:

«Берегись… закуска… селёдка... капустка». Все эти их успехи в овладении подкреплялись нашими совместными party. Но самые основные знания русского были у них ещё впереди…

Боязнь customers потихонечку проходила, а на смену наступал период «дикой уверенности» в своих английских силах. Правда, случались и проколы. Постоянно слыша по громкой связи магазина текст “Produce department, customer assistance! Produce department, customer assistance!”, я по просьбе очередного покупателя тоже «выдал в эфире»: “Bakery department, customer sistence, please! Bakery department, customer sistence, please!” Одна буквочка безвозвратно потерялась в процессе усвоения нового языка…

Со временем рамки моего английского стали несколько узковаты для меня, и я постарался их расширить. Мир тесен, и цветочница Jenna из нашего магазина, увидев у своего русского соседа мой диск, воскликнула при встрече: “Boris! I didn’t know… you are kind of famous!” 

– Jenna, I’m not kind of famous, I’m very kind of famous!

– Yes, you are! Very kind… of famous!

Мне так нравится этот мой вклад в английский, честное слово!