|
Еврейская гастроль Максиму Френкелю, на мой взгляд, дико повезло в жизни. В десятилетнем возрасте выходить на сцену и петь рядом с такими талантливыми певцами как Валера Дайнеко и Инна Афанасьева? А какой бэнд за спиной, это же одни из лучших белорусских музыкантов в то время! А какая музыка? Я, например, за всю свою музыкальную карьеру не слышал популярной еврейской музыки лучше. И Максим не просто вышел в одном каком-то концерте, а поехал с нами всеми на маленькие, но гастроли по главным городам Белоруссии. Да, повезло парню, и недавно встретив его в Америке уже совсем взрослого, я ещё раз убедился в том, что эта поездка и общение не прошли для него даром, дай бог ему успехов по жизни. Ну а мне, опытному гастрольному "волку", тоже есть что вспомнить, это была незабываемая гастроль. Ма нишма? Гакколь бэседер… ……………………………………………………………………………………………. В 1990 году в Минске открылся Израильский культурно-информационный центр. И одной из задач этого центра была пропаганда еврейской культуры. В том числе и музыкальной. А что народ знал о еврейской музыке? Можно сказать ничего. Я лично, к стыду признаться, кроме "Хава Нагилы", "Аидыше мама" и "7/40" ничего. И тут такой случай представился. Было в центре два директора, от нас и от них. От них Ицхак Шпильман из Израиля, а от нас отец Максима, мой товарищ Гриша Френкель. Гриша знал бесподобно иврит, обучал ему очень талантливо, и мне даже повезло у него немножко поучиться. Когда знакомишься поближе с такими людьми как Гриша, то становится очень спокойно за судьбу еврейского народа. Кроме того, нас с ним сближала любовь к русской бане и увлечение джазовой и просто хорошей популярной музыкой. У Гриши и возникла мысль привлечь нас к их благородному еврейскому делу. А в нашем коллективе кроме меня евреев не было, зато я был как бы руководителем. Ну и что? Ведь евреи столько сделали для развития белорусской культуры, почему бы ни сделать что-нибудь хорошее и для евреев? У нас в коллективе этот вопрос решался удивительно интернационально. Я в основном делал аранжировки белорусских песен, а Володя Т. и Игорь П. еврейских. А потом вместе шли в русскую баню. Так что Гриша знал к кому обращаться, и я думаю, он не пожалел. Началось всё с малого. Мы были в запасе большого государственного оркестра Финберга. Делать там особенно было нечего, да и его руководитель не очень-то давал нам развернуться. Мне казалось, что он вообще был против наших разворачиваний, чтобы не отвлекать внимание общественности от основного состава. При этом, не забывая упрекнуть нас в бездействии. Поэтому, получая в общем-то нищенскую зарплату, очень хотелось играть, да и подзаработать чего-нибудь для своих семей. Постоянная игра в подвале напоминала суровые эмиграционные годы Владимира Ильича, который от долгого воздержания (от власти) натворил бог знает чего, её получив. Музыканты рвались в бой, и тут как раз Гриша со своим предложением. Так это и началось. У евреев, как выяснилось, куча праздников. И к каждому празднику готовился специальный концерт. Мы начали в них участвовать, сначала понемножку, а потом всё больше и больше. А надо отдать должное Грише, он находил для нас такой репертуар, что было не только не стыдно стоять на сцене, а потихоньку мы стали кайфовать от всего этого. Песни подбирались всё лучше и лучше, наша попытка пригласить в качестве солистов "звезд" белорусской эстрады – Валеру Дайнеко и Инну Афанасьеву увенчалась успехом, и это значительно подняло уровень исполнения. У Инночки оказалось великолепное еврейское произношение, и своим талантом она сильно украсила наши выступления. Репертуар наш все увеличивался, и скоро мы были готовы к сольному концерту. То есть от простой и незатейливой халтурки это дело выросло во что-то стоящее, и нам просто стало тесно в отведённых рамках. Ребята сильно воспряли духом и даже пытались в разговорах вставлять еврейские слова. Волшебная сила искусства! В данном случае еврейского. Единственно, что отравляло всё это дело – это нелегальщина. Всё делалось втихаря от главного художественного руками-водителя. Не дай бог он узнает! Скандал будет жуткий, ведь это же еврейская музыка! Там, наверху по головке не погладят! Как-то уже чуть позже я включил дома белорусское радио и слышу интервью Инны Афанасьевой: "К еврейским песням меня привлёк Боря Бернштейн..." – таким бодрым голосом. Я по инерции быстро выключил радио, опасливо посмотрев на дверь. А это как раз был разгар перестройки, когда все дружно по инерции смотрели наверх, а наверху уже никого не было. То есть кто-то и был, но им было всё до лампочки. Они дружно занимались приватизацией, и им было не до еврейской музыки. Так что нам просто повезло, и нас не трогали. Концерты в Минске проходили с огромным успехом, залы были переполнены, хотя рекламы почти не было. Пачиханьку, пачиханьку, а почему бы нам ни расширить круг охватываемых евреев? Ицхак с Гришей были деловые люди. Они сели, подсчитали, прикинули, и... мы поехали в гастроль. Гомель, Могилев, Витебск, лиха беда начало! Но кто же это нам разрешит официально? Да ни в жисть! А тут как раз оркестр уехал на заработки в Италию на три месяца вместе с главным разрешителем. Так что и спрашивать было не у кого. Только одно НО, аппаратурки, то у нас не было. Будучи богатыми духовно, мы были нищими материально и обычно за аппаратурой побирались на эти концерты у кого попало. А тут целая гастроль... и план созрел. Саша и Слава, оркестровые звукачи тоже остались в Минске и слонялись без дела. И вот как раз «золотой ключик» от заветной комнатки с оркестровой аппаратуркой у них был. Это были мои друзья, и договорится с ними не составило труда. Единственно, что надо было это сделать быстро, тихо и незаметно, поскольку в Минске осталось ещё много людей из оркестра, докладывающих главному об обстановке на "базе". Стукачей – одним словом. Так что конспирация была обязательным условием нашей первой еврейской гастроли. Зима, холодно и ветрено. 7 утра, на дворе еще темно, а по улице Коммунистической крадутся какие-то тени с футлярами музыкальных инструментов. Наконец тени соединяются вместе каля падвала. Скрип открываемой двери и тени шныряют внутрь. Бесшумно подъезжает автобус с выключенными фарами. Тени становятся в цепочку, и быстро и организованно передают по цепочке какие-то небольшие ящички. В течение 15 минут всё закончено. Автобус тихонько отъезжает по одному ему известному маршруту, петляя по Минску, и подбирая по дороге остальных участников. Операция прошла без сучка и задоринки, все вздыхают с облегчением, на душе томительное предвкушение приключений…
Саша: "Ты микрофоны взял? " Слава: "А разве ты их не взял?” – И пауза... Поворачиваюсь к ним, вижу лица у обоих тёмные, и смотрят на меня немножко испуганно. Я сразу всё понял. Смотрю на часы, до концерта в Гомеле часа четыре, мы уже к нему подъезжаем. У нас автобус набит аппаратурой и инструментами, но нет ни одного микрофона. А нужно нам по минимуму штуки три. Подхожу к Грише и объясняю обстановку. Советуемся. Потихоньку новость дошла до всех, смех прекратился, все напряженно задумались. Что делать? Концерт сорвать никак нельзя. Показалось здание Гомельского цирка. Останавливаю автобус. Витя Молчанов, наш гитарист проработал в Минском цирке много лет. "Малыш вперёд, это твоя стихия, сделай всё что сможешь” – Витёк мигом просёк ситуацию и исчез. Подъезжаем к площадке. Слава богу, в моей телефонной книжке пару телефонов гомельских музыкантов, знакомых еще по песняровским временам, начинаю названивать. Остается времени всего ничего. Но правду говорят «не имей сто рублей, а имей сто друзей». А у меня то и было их всего парочку в этом городе. Зато они знали других и так далее. Короче говоря, к началу концерта у нас было 8 микрофонов, и из них три отличных американских. Весёленькое начало, а что будет завтра в Могилеве? Стараюсь об этом не думать. Идем на сцену и работаем в полную силу. В зале аншлаг. Концерт проходит на ура! Такого успеха я не припомню давно. Нас не отпускают со сцены, а потом за кулисами стоит очередь пообщаться, особенно возле Инночки. Публике не терпится выяснить её еврейские корни. У Максима глаза широко открыты. Для него это огромное потрясение. Обстановка всеобщего праздника и ликования. Артисты дико довольны, они действительно соскучились по успеху. Тем более по заслуженному. Едем в гостиницу. Вдруг всегда спокойный и уравновешенный Ицхак Шпильман говорит: "Так, всех прошу быть у меня в номере через полчаса. Объявляю банкет за счет нашего центра". Как тут не быть? Через полчаса все дружно веселятся у Ицхака, настроение у всех отличное, на душе светло и радостно. Только вижу, что-то нет наших звукачей. Иду на поиски и захожу к ним в номер. В номере гробовая тишина. На столе початая бутылка водки и хилая закуска. Встречают меня молчанием. "Мужики, – говорю – всё, забыли. Идем к нам, народ вас ждет, кончайте этот траур". Саша: "Боря, извини, не понимаю, как это получилось, нам нет прощения". "Кончайте, – говорю – не делайте из мухи слона, завтра опять что-нибудь придумаем, мир не без добрых людей. Пошли к нам". "Слава: "Боря, ты что не понимаешь? Задета наша профессиональная гордость. Вообще я решил, сейчас еду на вокзал, беру билет на поезд до Минска, а завтра догоняю вас в Могилеве с микрофонами". Благородные у нас были звукачи, ничего не скажешь, да и своё дело знали неплохо. От денег на билет Слава категорически отказался, а завтра, как и договаривались, появился в Могилеве с забытыми микрофонами. Отъезд в Могилёв был назначен на утро, тут и начались неприятности. Двое музыкантов продолжали праздновать наш успех, и усадить их в автобус стоило немалых трудов. Лица у них были синего цвета. Помимо этого они через каждые тридцать минут порывались остановить автобус, чтобы выйти в туалет, а заодно попить пивка. В горле у них всё время пересыхало. Так продолжалось какое-то время, пока они не угомонились и заснули в автобусе. Ицхаку это не очень понравилось. Он о чём-то переговорил с Гришей, и тот очень дипломатично обратился ко мне: "Боря, а как же мы будем работать вечером в Могилеве? – Не волнуйся Гриша, успокой Ицхака, они до вечера оклемаются". Я тоже хотел так думать, мне было непонятно, как результат успеха и неудачи может быть один и тот же. Но я, к сожалению, недооценил их возможности, и переоценил свои надежды.
Пока мы хлопотали насчет света, перед самым началом концерта Игорь ненадолго отлучился и вернулся уже никакой. И смех, и грех, что называется. Кипа нот, что стояла перед ним, всё время падала или разлеталась веером, веселя публику. Но если бы даже они стояли перед ним – это бы мало что изменило. Он исполнял совсем другие ноты в совсем другом ритме и темпе, не переставая громко ругать меня на сцене за, по его мнению, неудачно составленную программу. Предвидя всякие неожиданности на сцене, приходилось прямо на ходу переделывать аранжировку песен, что естественно не могло не отразиться на качестве. Все были как на иголках, хотелось поскорее закончить этот позор. В конце концерта вышла какая-то местная женщина и начала раздавать всем подарки, благодаря за отличный концерт. Это уже был просто фарс, мы от стыда не знали куда деться. По дороге в гостиницу в автобусе стояла напряженная тишина. Уже в гостинице Ицхак пригласил меня к себе в номер и сказал просто и строго: “Боря, мы такой концерт не заказывали". Я был готов провалиться под землю от стыда. Ответил ему: “Ицхак, приношу Вам свои личные извинения. Можете не выплачивать мне гонорар за сегодняшний концерт, поскольку я несу за это всю ответственность. А также я вас заверяю, что завтра в Витебске всё будет нормально. Как мы это сделаем? Это мои проблемы". После этого собираемся вместе с ребятами и пытаемся найти выход из положения. Больше так рисковать не хочется, и предлагаю жёсткий вариант. "Отправляем завтра Игоря домой, даже если он будет в порядке. И заплатим ему только за первый концерт. А сейчас давайте подумаем, как мы можем переделать все аранжировки". Назавтра было тяжёлое объяснение с Игорем. Он человек гордый, не стал спорить, развернулся и уехал в Минск. Кстати, несмотря на этот инцидент, нам удалось остаться с ним большими друзьями. По приезду в Минск он мне позвонил, мы встретились, он извинился и признал, что поступили с ним справедливо. Концерт в Витебске прошел на ура. Мы всё успешно переделали и играли с большим подъёмом. Опять был полный зал. Меня это сильно удивляло. Как это без рекламы они собирали полные залы? Оказалось, по телефону. Люди сами обзванивали своих знакомых, агитируя прийти. Да и им было дико интересно, какое отношение имеют к евреям Валера Дайнеко и Инна Афанасьева, зорки беларускай эстрады. Вот мы и решили в Витебске это обыграть. Концерт то был лебединый. Можно и пошутить. Вел концерт сам Гриша. Если первые концерты он немножечко был скован, то теперь к нему пришел кураж. Видя, что мы нормально справляемся усечённым составом, и публика стонет от восторга, он вошёл в раж и начал импровизировать. Вадик также уговорил его чуть-чуть принять для храбрости, и Остапа понесло: «Сегодня нашу уважаемую публику ждут большие открытия! Мы не можем, да и не хотим больше скрывать от Вас подлинные имена и фамилии наших артистов. Сегодня у нас будет вечер открытия маленьких и больших тайн. Вы думаете, что перед вами выступал заслуженный артист БССР Валерий Дайнеко? Так вот нет! Вы, дорогие зрители, глубоко ошибаетесь. Очень глубоко. Перед вами выступал, и сейчас будет выступать заслуженный артист БССР Залик Фрумкин! Па-апросим!» В зале оживленно зашушукались. Кто-то даже зааплодировал. Маму Валеры – Дору Ефимовну Фрумкину я знаю с детства. Жалко её не было, вот бы порадовалась. Валера, удивлённо посмотрев на Гришу, запел. Это «срывание масок» было для него неожиданно. Ответить ему было некогда, да и нечем. Перед ним стоял Гирш Френкель – лучше не бывает. Зал с восхищением замер. Мы все дружно заулыбались. В концерте откуда-то появилось второе дыхание. "Интересно, – думаю – а что он сейчас выкинет?“ Я чувствовал, что у него ещё что-то припасено. И он, как ни в чем не бывало, продолжает: «А сейчас главная сенсация концерта! Слушайте все! Следующим номером нашей программы выступает, вы думаете Инна Афанасьева? Так вот нет! Сегодня все маски будут сорваны! Итак, выступает наша замечательная солистка… Циля Афанасьевна! Ваши аплодисменты, друзья". Что тут началось. Музыканты от смеха начали клониться к полу. А публика на полном серьёзе начала обсуждать сложную судьбу девушки с Полесья. Слышались возгласы: “Ну вот, видишь, я же тебе говорила, а ты не верил! Присмотрись повнимательней, взгляд точно еврейский. Наверное, папа, хотя… кто знает?»
В ресторане публики не много, и обстановка какая-то гнетущая, но мы это не сразу просекли. Сели, заказали, и тут заиграл оркестр. Репертуар знакомый, сам столько лет отпахал в кабаках, знаю этих лабухов, как облупленных. И они нас чувствую, узнали и кивают так дружественно. И тут черт меня дёрнул на сцену. Думаю, сделаю своей компании и всем приятное. Что-нибудь слабаю. Спрашиваю лабухов: «Можно? – Пожалуйста, – говорят, – мы с удовольствием". Играю что-то от души, а они меня подхватили и подыгрывают. Отыграл себе, все захлопали, полный успех. Поблагодарил лабухов, собираюсь сойти со сцены и вернуться к своим, но не тут-то было. Ввалившись в ресторан, мы не заметили две своеобразные компании в разных концах зала, зато они нас заметили. Это были так называемые "синие". В то время у мелких бандюганов, с татуировками (оттого и синие) ресторан был ежедневным местом встречи. Я сам работал в аналогичное время в Минском ресторане. Это были вырванные годы. Они издевались над всеми, пользуясь своей безнаказанностью. Каждый день были разборки, потасовки и тому подобное. Появляться там было крайне опасно. Особенно они любили покуражиться над музыкантами, пользуясь тем, что тем некуда было скрыться. Вот в такую обстановочку мы и попали в Витебске. Администрация, попрятавшись по углам, обречённо ждала, чем это закончится. Музыканты, как заложники, топтались на сцене, время от времени исполняя "Утки” А. Розенбаума – любимую песню "синевы". А тут я со своей скрипкой. Попалась птичка, "стой здесь – иди сюда” – как они любят говорить. При выходе со сцены меня уже ждал их представитель. И очень убедительно попросил подойти к их столику. Я подхожу. Дальше началась типичная беседа в их духе. "Слышь, дарагой, у моей тёлки сегодня день рождения. Так что ты останешься с нами, повеселишь немножко, понял-нет? Стараюсь что-то объяснить, но вижу, меня никто не слушает. "Вася, последи за ним, чтобы не слинял". Оборачиваюсь на столик с нашими, они притихли и вопросительно смотрят в мою сторону. А синие себе гуляют, и на меня внимания не обращают, кроме Васи. Он на посту, как полагается. Говорю ему: "Слышь, Василий, я всё понял, мне только мой футляр от скрипки нужен, не возражаешь, если я схожу и принесу? " "Ты что, за дураков нас держишь, сиди... “ – обернулся к нашему столику и пальцем подзывает Сашу звукача. "Слышь, пацан, принеси там всё, что ему нужно, понял?" Саша приносит футляр, и я успеваю ему шепнуть: "Быстренько расплатитесь, идите в автобус, включите мотор и ждите. Может мне удастся как-нибудь выскользнуть". Вижу, как наши стали расплачиваться и потихоньку собираться. Пытаюсь как-то войти в контакт с главным, предлагаю ему что-нибудь сыграть. Но он уже «хорош», начал выяснять отношения со своей бабой и ему не до меня. Как же, думаю, вырваться? Да и ребята из-за меня не могут уехать. Вот влип! И тут из противоположного конца зала подходит другой "синий”, из другой компании. Конкурирующая фирма. И обращаясь к главному, говорит: "Слышь, мы покупаем скрипача. Сколько стоит?" – Это моего «босса» задело – "Скрипач не продается!" Мне, конечно, всё это лестно было слышать, но не в данном контексте. Они начиняют выяснять отношения между собой, обстановка нагнетается, тут уже и Васе приходится вмешаться в разборку. Им становится не до меня. Чувствую, пора. Ухожу не прощаясь, по-английски. Вернее не ухожу, а просто убегаю, пользуясь замешательством во вражеском стане. А вместе со мной уносит ноги вся наша еврейская тусовка. Успокаиваемся не сразу, а уже на приличном расстоянии от Витебска. Так, в общем-то, благополучно закончилась наша еврейско-белорусская гастроль. …………………………………………………………………………………… Столько воды утекло с тех пор. Недавно встретил Максима Френкеля, но уже не в Минске, а в Филадельфии. Ему уже 20, высокий и красивый еврейский парень. Вспомнили об этом, и всё всплыло в памяти. И захотелось написать об этом. Вот и пишу... |
|
|
В автобусе царило радостное оживление. Анекдоты, байки, смех и обмен взятыми из дома продуктами. Я с легким сердцем слоняюсь от компании к компании, мы потихоньку подъезжаем к Гомелю. Сажусь перед звукачами, закрываю глаза и пытаюсь немного расслабиться. Вдруг слышу их разговор между собой. 
По приезду в Могилев выяснилось, что на сцене зала, в котором нам предстояло выступать, полностью отсутствовал свет. А у нас куча нот. Что делать? Всё не слава богу. Я поразился Ицхаку, его изобретательности. Чего только они с Гришей не придумали. От каких-то настольных лампочек до свечей, которые он держал собственноручно, дабы мы видели ноты. Но это был вечер нашего позора. Публика правда мало что поняла, особенно из-за темени на сцене. Зато те, кто понимает в музыкальных тонкостях, а также те, кто сидел близко и смог разглядеть то, что происходит на сцене, поняли в чём дело. 
На таком большом патриотическом подъеме концерт закончился, но не закончились наши приключения. После концерта, поблагодарив всех, Ицхак объявляет: "Всё просто замечательно. Всем большое спасибо. А сейчас едем в ресторан, там ужинаем за счёт центра, а потом на автобус и домой в Минск". Идея хорошая, едем в ресторан при гостинице “Витебск". Заходим дружной гурьбой в ресторан, в отличном настроении всё время, возвращаясь к воспоминаниям о Гришиных «разоблачениях».