7 ноября 1968 года. Всенародный праздник Октября. Дворец культуры кирпичного завода №2. Группа «Менестрели» в ожидании своего первого концерта, своего первого выхода на публичную сцену. Дикое волнение артистов, томящихся в предвкушении этого долгожданного свидания. Занавес!.....

Четверо из нас: два Бори, Женя и Валерике (так звала Валеру, моего соседа по лестничной клетке, его бабушка из Эстонии) жили в самом центре, на Круглой, как мы все тогда называли это место в городе. А наша репетиционная база, завод железобетонных конструкций ДСК-1, находился чёрт знает где – на улице Харьковской. Там проживали ещё двое из нашей команды – Эдик и второй Валера, солист-вокалист.

Им было рядом, а мы туда тряслись минут 40 на ветхом автобусе №23, до которого ещё нужно было доехать минут 15 по проспекту. Итого час туда и час обратно, но это не было для нас проблемой, учитывая наш музыкальный зуд. Всей четвёркой по воскресеньям на репетиции ехать было в кайф: остроумные молодые стильные парни, влюблённые и увлечённые своим делом. Воскресенье – это был праздник! Репетиция! Наши репетиции были праздником для юношей, которым было тогда всего 16-17 лет.

Но были ещё и будни. И эти будни были, к счастью, тогда только у меня. По средам я ещё раз туда ездил, один, на встречу с шефом. И тоже трясся час в 23-м автобусе, шёл через весь завод в кабинет главного энергетика, сидел там часами, выслушивая производственные совещания, и ждал своей очереди. Терпеливо ждал своей очереди, отчитаться за проделанную творческую работу и, наконец, начать клянчить помощь. Именно клянчить, поскольку взрослым всегда было не до нас и наших проблем с поломанными усилителями, оторванными проводами и постоянному стремлению к улучшению и усовершенствованию нашего музыкального оборудования.

Шефом был главный энергетик завода, отец нашего соло-гитариста Эдика, Михаил Исаакович Фридлянд. Золотой человек, правильно попытавшийся отвлечь своего взбалмошного сыночка от опасной улицы, а заодно и нас, как бы парадашных школьников из парадашных семей. Он старался контролировать наш музыкальный зуд и направлять его в правильное русло. А потому и назначил руководителя ансамбля «Менестрели», и строго с него спрашивал и за дисциплину и за всё остальное. Вот и приходилось вдобавок к воскресным праздникам иметь ещё и серые будни по средам. Короче, я был руководителем…

Я не жаловался на судьбу, меня в принципе всё устраивало, хотя порой бывало и обидно услышать некоторую иронию своих коллег по поводу моих хлопот о нашем общем деле. Ирония – это качество воспринято было ими и от битлов, кстати, так что всё было в русле времени. А если меня она и задевала где-то, то моё самолюбие вполне удовлетворялось тем, что этим ироничным артистам чаще всего именно ко мне и приходилось обращаться за музыкальной помощью, и тут уже им было, что называется, не до иронии. С аккордами хотя бы разобраться для начала…

Потихоньку мы начали халтурЯть. Где-то свадьба, где-то какой-то вечер. Брали за игру 30-40 советских рублей. Из них приходилось отдавать 3-5 руб. за доставку нашего музыкального багажа. Так и запомнилась эта хорошо заученная фраза любого члена группы, останавливающего какой-нибудь проходящий автобус:

– Простите, вы не довезёте музыкальную аппаратуру с Харьковской на автозавод (или ещё куда) за 3 рубля?

– Нет, я занят!

– А за пять? – Пауза.

– Сколько там у вас барахла?

– Да немного! – а в стороне за углом тонна неподъёмного груза.

– Ладно, садитесь! Только быстро!

– Хлопцы, вперёд! Тачила наша!

И стайка юнцов в упоении таскала эти музыкальные тонны. Именно в упоении, по-другому и не скажешь...

А там, на точке выступления нас уже ждали. Две или три наших верных соратницы, вдохновительницы, наши славные чувишки – так ласково мы их тогда называли. Это были очень парадашные девушки из очень парадашных семей, но… они отчаянно пробивались на наши халтуры даже тогда, когда их появление могло вызвать неудовольствие хозяев торжества. И даже через заборы перелезали, несмотря на свою дикую парадашнасть и дико короткие и узкие модные юбки. И помочь, подсадить их через забор, поддерживая за попочку, было огромной радостью для начинающих артистов. Открывались такие горизонты! Такие творческие горизонты! Stop, Borka, stop… please!

Довести аппаратуру туда – это одно, а вот вернуть её обратно – это уже совсем другое. Здесь, в этом месте, хочется грустно помолчать, поскольку тонны туда и тонны назад – это совсем разные тонны. Совсем разные, учитывая некоторую склонность некоторых товарищей к портвейну и новым симпатичным девушкам, случайно встреченным на халтуре. Не буду продолжать…

Но, тем не менее, аппаратура как-то довозилась. Немножко, иногда и очень часто в несколько поломанном виде. Ну что ж, бывает! Вот для этого и существует среда, кабинет главного энергетика и его волшебные слова: «Ну что с вами поделать, сволочи! Ладно, иди на КИП, я им скажу, чтобы они починили ваше барахло». И он брался за телефонную трубку…

Я дико радостный плёлся на КИП и талантливые «самоделкины» на КИПе чинили и перечинивали, штопали и перештопывали наше барахло. А после я дико счастливый трясся на 23-м автобусе домой с чувством клёво исполненного долга. А как же иначе? Я же руководитель?

После такой халтуры чистыми оставалось рублей 30. Начиналось обсуждение раздачи гонорара. Артисты нервничали в предвкушении гонорара и сладкой возможности его потратить на свои мальчишеские нужды – девушек, вино и сигареты. Выслушивались иронические комментарии коллег по цеху. Была демократия, как и положено в нормальной компании. Парни нуждались в карманных деньгах. Просить у родителей было западло. И потому они справедливо ждали получить честно заработанное. Обсудили, теперь что скажет руководитель?

– Значит так. Из тридцатника откладываем 25 на новую тарелку для установки. С этой просто уже невозможно работать. Остаётся пятёрка, которую я сохраню до следующей халтуры, и потом уже раздам всё вместе. ОК?Дружный вздох разочарования, но протестов не следует. К тому же они понимают, что вслед за тарелкой возникнут другие очень важные вещи. А потом ещё и ещё. Тут денег личных не очень-то дождёшься, блин! Но протестов всё равно нет. Внутренний протест есть, а внешнего нет. Наверное, это и есть любовь к тому, чем мы тогда занимались. А заодно и правильное предвкушение ощущения того что такое демократия на самом деле. По большому счёту мы понимали друг друга, и это было здорово в наши 16-17 лет!

Так мы и жили – репетировали и халтурЯли, репетировали и халтурЯли. Мы медленно развивались. Step by step…

Однажды к нам даже на репетицию приехала знаменитая тогда группа «Наследники» – такие длинноволосые западные монстры. «Менестрели» и «Наследники»» встретились на точке первых, джэманули вместе по Смоку он зэ вотэ, а потом сели, выпили совместно бутылочку портвейна и признали друг друга, как артисты, разделив территорию. Они – хард-рок, а мы соул-ритм-блюз. Плюс у нас ноты. Никто никому не мешает и признаёт друг друга «в законе». Ну, а потом, счастливые, вместе в 23-м автобусе назад в город. Класс!

Дворец культуры кирпичного завода №2 находился неподалёку от ДСК-1. Кирпичи дружили с железобетонными конструкциями, и это и послужило приглашению нам выступить, наконец, на настоящей сцене. Дать целый полноценный концерт! Для публики! В славные дни празднования Великого Октября! На сцене дворца кирпичного завода! Мы сделали программу и должны были блеснуть во всей красе на радость нашим поклонникам и просто людям, пришедшим на это концерт. Мы волновались, если честно…

Тамара Михайловна, директор дворца культуры, нас опекала перед концертом и инструктировала – всё должно было пройти на высшем уровне. Полный зал, аншлаг, занавес…

Репертуар подбирался тщательно, всё шло по возрастающей, как и положено, как и учили нас с Валерием в центральной музыкальной школе. Экспозиция, разработка, реприза. Да, и не забыть про кульминацию, главное не забыть про кульминацию. Поехали!

Инструментальные произведения сменялись вокальными, «Вот мчится тройка почтовая» медленно и плавно перетекала в «Отдавали молоду на чужую сторону», где юношеский полёт голоса непревзойдённого Валерия перелетал скромные границы зала дворца культуры и устремлялся всё выше и выше, поближе к его дому и к его подъезду, находящемуся буквально в 100 метров от дворца. Надвигался успех!

Публика бешено аплодировала, разогретая в дворцовском буфете, ей всё нравилось в нашем репертуаре. В зале также сидели и наши славные чувишки, и каждая любовалась «своим», а также и картиной в целом, что придавало артистам всё больше и больше уверенности в своей неотразимости.

Прошла кульминация, прошла реприза, концерт подошёл к концу. Славный финал, апофеоз и бешеный успех! Мы на вершине блаженства от ощущения этой победы! Уходим со сцены и возвращаемся поклониться! И так несколько раз! Ну, что на бис что-нибудь? Пошёл кураж. Поехали…

Голос ведущего: «А теперь послушайте песенку… английских прогрессивных рабочих, которая называется,… в общем, послушайте и всё!»

Си-си..си до# ре.., ре до# ре до# cи

Си-си.. си до# ре.., ре до# ре до# cи…..

I can't get no satisfaction,

I can't get no satisfaction.

'Cause I try and I try and I try and I try.

I can't get no, I can't get no…

Музыканты отчаянно и в диком экстазе били по струнам, рассказывая простым советским людям в день октябрьской революции о нелёгких проблемах рабочих дружественной нам Англии глазами Роллингов. За сценой началось нездоровое шевеление, топот с беготнёй, а потом и истошный крик Тамары Михайловны:

– Вася, ёб твою мать, блядь, где рубильник? Где рубильник, сука, я тебя спрашиваю!

– Да не ругайтесь Вы, Тамара Михайловна, вот он, вот он наш рубильник! Вот он, голубчик, рубильничек наш! – Вася, видимо, только что вернулся из буфета.

– Жми, Вася! Жми его срочно, слышишь меня, срочно! Блядь!

Фанфары прогремели в Васином мозгу, он понял, что над Родиной нависла опасность, и пришёл его скромный черёд упасть на амбразуру славного рубильника. Перекрестившись, он сделал точный и размеренный выпад правой, хорошо отлаженный многолетним стажем ответственной работы.

Щелчок и зал погрузился во тьму. Всесильный Вася одним лёгким нажатием курка в корне изменил всю ситуацию в целом. Энергия артистов захлебнулась в отсутствии подачи тока в усилители. Песня осталась недопетой, и судьба английских рабочих была не раскрыта до конца. Дым Роллингов мгновенно испарился во тьме, так и не успев достичь страждущих душ. В зале раздался глубокий стон музыкально неудовлетворённых и слабый всплеск последних жидких аплодисментов. Прошла минута. Тяжело вздохнув, публика начала выбираться из зала в полной темноте. No satisfaction! Absolutely not! Хрен, блин!

Мы понуро поплелись за кулисы. Тамара Михайловна была красна, как октябрьское знамя.

– Так, все быстро в мой кабинет. Живо!

Там продолжилось…

– Быстро на стол свои данные. Имя, фамилия, номер школы. Это вам голубчики так просто не пройдёт. Это я вам обещаю, соловьи мои! Всё будет сообщено в ваши школы и родителям. Обещаю! Кто руководитель? Быстренько признавайтесь!

Последняя фраза окончательно забила этот завершающий гвоздь в крышку моего ответственного положения. Я судорожно сглотнул и хмуро улыбнулся навстречу неотвратимо надвигающейся судьбе…

Домой ехать не хотелось. Впереди была чёрная дыра. Впереди была сплошное чёрное пятно. В этот день как-то не спалось. Про себя я точно помню, а про других просто догадываюсь. Представилась будущая реакция мамы на всё это, и жизнь мрачнела и мрачнела в моём сознании. Когда же она позвонит в школу? Наверное, сразу после праздников?. Скорее всего именно сразу после праздников! Вот, блин, засада! Вот блинн!

Прошли праздники, прошла ещё неделя после них. Никто никуда не звонил. Никто и никуда…

Мне кажется, что внутренний голос подсказал Тамаре Михайловне просто не делать этого. Просто внутренний голос ей подсказал не мешать будущим заслуженному артисту и скромному продюсеру в Produce department (овощной отдел) супермаркета "Kroger".

И всё потекло так, как и должно было потечь. Потекло и потекло, и потекло…

Как всё-таки хорошо иметь правильный внутренний голос!

Are you satisfied now?